Павел Астахов: Западная презумпция вины родителей для РФ неприемлема

23.07.2014

Уполномоченный при президенте РФ по правам ребенка Павел Астахов поделился с членом президиума Ассоциации юристов России Михаилом Барщевским своими взглядами на ситуацию в стране с правами ребенка и на споры вокруг ювенальной юстиции.

Павел Алексеевич, какая из проблем волнует вас больше всего?

Павел Астахов: Нет маленьких и больших проблем, когда речь идет о детях. Но, наверное, все-таки я выделил бы ситуацию с детишками-инвалидами. Это самая болезненная проблема, у нас их сегодня 582 тысячи, в 2009 году было 440 тысяч. Может быть, лучше диагностирование стало. Мы очень плотно работаем с министерством здравоохранения. Вероника Скворцова замечательный человек и полный наш единомышленник, она абсолютно разделяет мою позицию, что врач не должен отказывать. Особенно врач-чиновник: заведующий отделением, руководитель департамента, комитета, больницы и других медицинских учреждений не имеет права отказать в помощи. Он должен свои знания направить не на то, чтобы найти витиеватую формулу, пусть и основанную на действующих законах, чтобы отказать, а, наоборот, изыскать любую возможность, чтобы помочь. Если здесь не делают таких операций, такую медицинскую помощь не оказывают, отправить в областной центр, нет в области, значит, в другой субъект, нет в субъекте, есть возможность получить квоту лечиться за границей. Те, кого мы курировали, получали эти квоты, направлялись за госсчет за границу. Недавно я встречался в Челябинске в центре для детей-инвалидов с родителями 22 детишек с синдромом Дауна. Я спросил, что им говорил врач, когда родился их ребенок? Только одной маме врач молча дал книжечку «Ребенок с синдромом Дауна», всем остальным предлагали отказаться. Так устроены врачи, они видят, что ребенок с тяжелыми заболеваниями, мать страдает, и подсказывают самый, как они считают, легкий путь. А это не легкий путь — ребенок обрекается на вечные страдания. И родители не будут счастливы, отказавшись от такого ребенка.

Но, наверное, есть и «светлые пятна»?

Астахов: Конечно. Если говорить, в каких сферах мы все-таки добились положительных результатов, это, конечно, семейное устройство детей. На фоне общественной дискуссии, которая развернулась после известного закона и запрета на американское усыновление, у нас не осталось равнодушных. В 2013 году на учете в органах опеки количество семей, которые выразили желание взять ребенка, увеличилось по отношению к 2012 году на 40,8%! Все процедуры, которые раньше занимали от 6 до 9 месяцев, упрощены и теперь занимают около 3 месяцев. К концу года оказалось, что на учете состоит 18 354 семьи, которые хотят взять ребенка. Количество сирот сократилось настолько, что мы вынуждены закрывать детские дома. В прошлом году в Московской области закрыли 4 детских дома, 2 детдома закрываем в Татарстане, сейчас в Калуге осталось 2 детских дома, но губернатор Артамонов грозится сохранить только один, потому что детей забирают в семьи. Сейчас основное число сирот, проживающих в детских домах, подросткового возраста, их сложно устроить. Поэтому обсуждается новая форма — профессиональная приемная семья, чтобы содержать таких детей.

А что волнует детей и их родителей? В Интернете поисковики предлагают огромное количество ссылок «Павел Астахов уполномоченный по правам ребенка написать письмо», есть такой раздел и на вашем официальном сайте. О чем пишут чаще всего?

Астахов: Самая тяжелая тема — это, конечно, квартирный вопрос. Огромный вал обращений. Если бы была моя воля и возможность, я бы сделал так, чтобы у каждого было свое жилье, квартира. По крайней мере, у каждой семьи. Уверяю вас, тогда у нас было бы совершенно другое общество. Не такое озлобленное, и детей бы не бросали. Сейчас в некоторых регионах стало выделяться квартир в десятки раз больше. Например, Краснодарский край выделил детям-сиротам 1900 квартир. А 5 — 6 лет назад давали 100 — 120. Но и количество очередников возросло, потому что раньше многие даже не вставали в эту очередь, не рассчитывая получить квартиру. Руководитель моего аппарата уже боится размещать позитивную статистику, говорит, что сразу поступает еще в 10 раз больше обращений.

В России не утихают споры вокруг ювенальной юстиции. Многие негативно относятся к ней, полагая, что семья вследствие вводимой системы формулировок приобретает статус источника потенциальной опасности для детей, а ювенальные технологии вводят понятие презумпции виновности родителей. И доказательство собственной невиновности возложено уже на них. Что вы как юрист думаете об этой проблеме?

Астахов: Мне кажется, что сейчас споры несколько поутихли. Государство и основные институты определились и достаточно внятно объяснили, что та форма западной ювенальной юстиции, которая больше всего страшит нас, и меня в том числе, для России, конечно, неприемлема, и ее никогда не будет. Вместе с тем под разными соусами начинают проявляться западные образцы. Например, принимается закон о социальном обслуживании, но вдруг благая идея переворачивается с ног на голову, и в основу закона закладываются непонятные критерии оценки детского благополучия-неблагополучия, должного-недолжного воспитания. Конечно, мы сразу протестуем, и тут я абсолютно на стороне родителей и родительской общественности. Это боль наша непреходящая, когда закон не позволяет вернуть вполне добропорядочным, добросовестным родителям детей, которых они раньше усыновляли. Не говорю уже о родных родителях, которых лишают родительских прав и изымают ребенка без суда, только по усмотрению органов опеки. Конечно, этого быть не должно. Западный ювенальный примат прав ребенка, т.е. презумпция виновности родителей, для России совершенно неприемлем еще и потому, что он сразу нарушает нашу Конституцию, согласно которой все равны перед законом и судом.

18 354 семьи состоят на учете, чтобы взять ребенка. Количество сирот в стране сокращается, в ряде регионов даже вынуждены закрывать детские дома

Почему, например, в Финляндии или Норвегии так часто происходят случаи изъятия детей, в том числе из российско-финских, российско-норвежских семей? Потому что государственная позиция ставит право ребенка выше права родителей. В Норвегии на экспертном уровне превалирует доктрина, по которой по мере развития прогресса значение семьи для ребенка уменьшается. Воспитывать его может и государство, и общество, и чужие люди. В Финляндии проводилось некое исследование, результаты которого были опубликованы на сайте их министерства здравоохранения и социальной защиты. В тексте указывалось, что в России притесняются дети, нарушается право ребенка на неприкосновенность, родители часто применяют телесные наказания, а государство это поощряет. Я заявил протест финскому министерству по поводу публикации ложных сведений. Но концепция уже «пошла в дело», на ее основании были выпущены подзаконные акты, инструкции — и ювенальная машина завертелась. Я поинтересовался тогда у моей финской коллеги Марии Кайсы Аулы, где они взяли такие сведения, и предложил открыть российский УК. У нас порядка 50 статей, по которым можно наказывать, в том числе родителя, который причиняет вред своему ребенку. Но она сослалась на данные опросов, проводимых финскими «экспертами» на улицах Санкт-Петербурга. Конечно, это очень предвзятые исследования, и разумеется, нас волнует, чтобы это в России не проросло. Еще раз повторю, что нельзя разрушать семью, не мы ее создали. Данное природой человеку право создать свою семью, вступать в брак, родить детей, государство не может вмешиваться по своему усмотрению в эти отношения.

Ключевой вопрос

Объясните мне, родителю, где граница между моим правом наподдать чаду по заднице и жестоким обращением? Потому что, наказывая, нельзя быть совсем лишенным эмоций, и даже ладонью можно поставить синяк.

Астахов: Существует две крайности. Первая — когда говорят, что ребенка вообще не надо грамоте учить, иначе первое, что он сделает, напишет жалобу на родителей. И вторая — мол, это мой ребенок, как хочу, так и воспитываю, хочу — бью, хочу — люблю. Во всем должен быть баланс. И основан он может быть только на законе, потому что законы для того и существуют, чтобы создавать баланс. Для меня граница между жестоким обращением и жестким наказанием проходит в Уголовном кодексе и в Кодексе об административных правонарушениях. Там четко определено, что такое психологическое принуждение, воздействие, истязание, побои, какие из них относятся к легкой, а какие к средней тяжести. Но давайте не отнимать у родителя право воспитывать ребенка так, как он считает необходимым, каждый воспитывает по-своему, и государство в это не вмешивается до той поры, пока не совершается либо административное, либо уголовное правонарушение или преступление.

Надо понимать, что суровое воспитание отличается от жестокого обращения, унижения, оскорбления и избиения. Поэтому мы все больше и больше говорим о так называемом «ответственном родительстве», хотя этот термин мне не очень нравится, но, наверное, суть он выражает правильно. Как сказал Святейший Патриарх, не надо придавать словам и форме выражений выше значимости, нежели их содержанию. Поэтому, когда мы говорим о традиционных семейных ценностях, один сразу понимает, о чем идет речь, другой начинает изощряться и выяснять, что такое традиция, семья, ценности и какие они могут быть. Не надо заниматься казуистикой, все-таки мы русские люди, говорим на одном языке и понимаем, о чем идет речь. Поэтому и воспитание — абсолютное право и обязанность родителей, но в то же время обязанность не унижать, не оскорблять, не избивать.