01.09.2013
В конце весенней сессии Госдумой принят закон «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации по вопросам устройства детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей».
Родители из многодетных семей могут выдохнуть.
В ближайшее время закон обяжет школы зачислять первоклассников, чьи старшие братья и сестры уже учатся в данном учебном заведении.
Об этом и многих других законодательных новшествах начинающегося учебного и парламентского года «МК» рассказала зам. председателя Государственной думы, а ранее — первый заместитель мэра Москвы Людмила Швецова.
— Людмила Ивановна, социологические опросы показывают невысокий уровень доверия населения Госдуме и Совету Федерации. И чаще всего их обвиняют в отсутствии самостоятельности в диалоге с правительством и президентом. Как вы оцениваете уровень взаимодействия законодательных и исполнительных органов власти?
— Надо признать: Госдума далеко не всегда в полном объеме использовала свои конституционные полномочия. Тем более во взаимодействии с исполнительной властью. Считалось, что лучшим законотворцем является само правительство. Ему виднее, что стране нужно. Задача власти законодательной — оперативно провести это через Думу.
Однако теперь ситуация меняется. Государственная дума шестого созыва во многом уже другой парламент. Она стремится реально использовать рычаги парламентского влияния. Самые разные мнения высказываются как на самом заседании Госдумы, так и в рамках внутрифракционных обсуждений. У нас в комитетах работают настоящие профессионалы, кстати, представляющие разные партии, имеющие собственную точку зрения. К примеру, из 13 членов Комитета по образованию один член-корреспондент РАН, есть академик РАО, учителя, пять докторов наук, ректоры вузов, деканы факультетов. Существует и установленный порядок принятия важнейших законов: предварительное обсуждение в комитетах, «круглые столы», межфракционные рабочие группы, парламентские слушания, «открытая трибуна» с участием руководства Думы, политических партий, общественных организаций и экспертов. Можно ли этот процесс назвать механическим принятием законов? Конечно, нет.
— Тогда как вы оцениваете режим «цунами», в котором Госдуме пришлось рассматривать законопроект о реформе Академии наук?
— Действительно, неожиданно предложенная правительством реформа РАН вызвала широчайшие общественные дебаты. В конечном итоге угроза ликвидации Академии наук была снята, а РАН удалось отстоять. Особо следует отметить решающую роль в этом Президента Российской Федерации, чье вмешательство радикальным образом изменило ситуацию, складывающуюся вокруг принятия данного закона. В режиме круглосуточной работы нам удалось сделать, казалось бы, невозможное. Участниками этого процесса стали все: президенты РАН и других академий, депутаты всех фракций, ведущие ученые и представители профсоюзов академических институтов. Такого количества поправок в столь короткий срок я не видела за все время работы в Думе. Я хотя не веду эту тематику, но как депутат от Москвы, как президент общества «Знание» России не могла остаться в стороне. Подготовила поправки на 11 страницах и была готова твердо их отстаивать. Правда, делать этого не пришлось: мои поправки совпали с подготовленными фракцией «Единая Россия» и профильным комитетом и влились в последний вариант. Документ претерпел существенные изменения и вполне может стать основой широкого общественного консенсуса по реформе РАН. Надо лишь извлечь необходимые уроки из случившегося.
Первое. Обсуждение такого вопроса за неделю — нонсенс, допускать который впредь нельзя. Мы должны уйти от реформаторского зуда и поспешности при решении вопросов, судьбоносных для страны. Принятие таких законов «с листа» чревато неисправимыми ошибками и даже запуском процессов демонтажа целых стратегических социальных подсистем. Второе. Необходимо строжайшее табу на огульное шельмование наших ученых и российской науки в целом, недостойное отношение к элите научной и культурной. Я имею в виду как ученых с мировым именем, так и тех молодых, кто, несмотря на скромное жалованье, в разы меньшее их зарубежных коллег, все же выбирает путь ученого именно здесь, в России. И этих людей упрекают в неэффективности работы и в неумении распорядиться недвижимостью! А скажите, много ли у нас действительно квалифицированных специалистов в области управления недвижимостью? И кто сказал, что чиновники создаваемого специального агентства способны управлять этой недвижимостью на самом деле эффективно и с пользой для ученого сообщества? И правильно ли искать причину имеющихся отставаний нашей науки только в деятельности Академии наук?
Третье. Дискуссия вокруг реформы РАН отвлекла общество от более актуального вопроса: причин пробуксовки многих инновационных проектов в России и предложенного сценария развития сферы научных исследований. Оно и понятно. Вызвавший столько волнений законопроект главным образом касается организационных и имущественно-финансовых сторон деятельности академии, оставляя за скобками суть — глобальные вопросы развития российской науки. Думаю, сложившаяся ситуация должна привести нас к выводу о необходимости подготовки нового закона о науке, где будут прописаны цели и задачи отечественной науки, результаты, на которые должны выходить научные исследования, социальный статус ученых, вопросы подготовки научных кадров и многое другое. Очевидно, что принятый еще в 1996 году закон «О науке и научно-технической политике» устарел. Новый закон о развитии науки мог бы в том числе продолжить работу над решением проблем, обозначенных в процессе обсуждения закона о РАН.
— Все лето академики готовили поправки к третьему слушанию этого законопроекта. Но оно техническое и не предполагает принятия новых поправок. Как учесть предложения научного сообщества?
— Подготовка к осенней сессии только началась, и пока мы этот вопрос не обсуждали. Тут есть несколько вариантов. Возможно принятие закона в нынешнем виде. Возможно возвращение ко второму чтению, хотя в нашем законодательном процессе оно используется не так часто. Все это требует продолжения коллективного обсуждения с академическим и экспертным сообществом и, конечно, депутатами. Такой диалог должен быть максимально открытым, уважительным и конструктивным. Будем советоваться.
— С 1 сентября по новым правилам стали жить и школьники со студентами.
— Да, с этого дня вступил в силу Федеральный закон «Об образовании в Российской Федерации». Но мало только принять закон: надо обеспечить и его надлежащую реализацию. С этой целью за время весенней сессии была подготовлена 181 поправка, внесшая изменения в федеральный закон. Но этим наша работа не ограничилась. К примеру, сейчас по тем или иным формальным причинам родители многодетных семей сталкиваются с отказом в приеме младших детей в школу, которую уже посещают старшие дети. Чтобы исправить это, мы подготовили поправки в ст. 67 Федерального закона об образовании, которые обеспечат возможность прикрепления детей к одной школе.
— Родители жалуются по этому поводу и нам. Когда эти поправки заработают?
— Мы проведем их очень быстро — в осеннюю сессию! Еще одна острая проблема — детские сады. В России 44,3 тыс. детских садов. Из них 26,5 тыс. в городах, а 17,8 тыс. — в сельской местности. На 1 января 2013 года в детские сады ходили 6 млн детей. Но этого недостаточно. С проблемой устройства детей, по данным Минобрнауки, сталкиваются до трети наших граждан. Поэтому очень важным стало принятие закона о выделении на строительство дошкольных учреждений дополнительно 50 млрд рублей. Такие средства будут выделяться и впредь до решения данной проблемы в целом.
— Многих родителей беспокоит, что со вступлением в силу нового закона об образовании родительская плата за посещение детских садов станет непомерно высокой. Кто-нибудь проконтролирует регионы, в чьей власти теперь установление этих сумм?
— Да, устанавливать размер родительской платы теперь будут субъекты Федерации. У многих это вызвало тревогу. Поэтому в марте президент дал поручение правительству о проведении ежеквартального мониторинга размера устанавливаемой субъектами платы, взимаемой с родителей. Результаты первого мониторинга лягут на стол президента 1 сентября. Все понимают: в этом вопросе должно быть очень точное, выверенное решение как с точки зрения финансов, так и с точки зрения позитивного демографического развития региона. К примеру, Сергей Семенович Собянин еще в январе выступил с заявлением, что Москва будет удерживать текущий уровень родительской платы, и по этому пути, думаю, пойдет не только столица.
Очень важно также, чтобы родители четко понимали, за что они платят. За ремонт и содержание зданий, реализацию образовательной программы и т.д. родители платить не должны: закон вводит на это четкий запрет! Родительская плата включает в себя только присмотр, уход за ребенком и питание.
— Вы сказали, что мало просто принять закон: необходимо обеспечить его реализацию. Но Россия, как известно, является страной, где строгость законов компенсируется их неисполнением. Какие инструменты обеспечат эффективность реализации закона «Об образовании»?
— Вы затронули очень важный аспект, ведь эффективность реализации закона сказывается в том числе и на качестве образования. Но если мы обратимся к тексту закона, то увидим, что один из инструментов он уже содержит — это мониторинг системы образования, который охватит все ее уровни и будет проводиться не реже одного раза в год на территории всей страны. 5 августа правительство утвердило правила проведения мониторинга и перечень обязательной для мониторинга информации. Отмечу, что результаты мониторинга подлежат официальному опубликованию и станут доступными для всех. Прежде всего это позволит отследить реализацию государственной гарантии на получение общедоступного бесплатного образования. А для меня особый интерес будут представлять результаты мониторинга в сфере среднего профобразования, дающего возможность обрести профессию. Сфера абсолютного приоритета — создание условий, чтобы дети-сироты и дети из малообеспеченных семей могли воспользоваться этой возможностью в полной мере.
— Но как защититься от «неисполнения закона» рядовому гражданину?
— Надо, чтобы люди, для которых пишутся законы, их знали. При этом особого разъяснения требуют ключевые положения — например гарантии доступности среднего образования. Сегодня родителей волнует, сохраняется ли бесплатное образование. Мы говорим: да, и это прописано не только в законе, но и в Конституции. Но сектор платных услуг тоже появится. Поэтому надо четко знать, сколько часов урочных занятий в рамках федерального стандарта и сколько кружков учащемуся полагается бесплатно, а за какие дополнительные услуги образовательного учреждения при желании семьи могут заплатить. Поэтому общество «Знание» России решило такой информационный материал издать.
Смею заверить: если мониторинг выявит проблемы, мы подключим к их решению и экспертное сообщество, и законодателей. В течение года-полутора посмотрим, как закон «Об образовании» реализуется, а потом внесем в него подсказанные жизнью изменения.
— Коснется ли это ЕГЭ? Кампания текущего года как никогда показала все несовершенство процедуры единого госэкзамена.
— Одной из целей введения единых госэкзаменов была борьба с коррупцией — преимущественно вузовской. И тут спустя 10 лет мы вынуждены констатировать: ЕГЭ не снял эту проблему. Из вузов коррупция переместилась в ряд школ, а затем и в медучреждения. Мы знаем, как порой сегодня достаются справки об инвалидности и иные документы для льготного поступления. Знаем, и как в погоне за высокими баллами ЕГЭ абитуриенты едут сдавать экзамены в регионы, где легче получить высокую оценку.
Сложилась ненормальная ситуация. Из средства оценки знаний учащихся ЕГЭ превратился в главную цель всего многолетнего образовательного процесса. Работу учителя, школы и губернатора стали оценивать в соответствии с баллами ЕГЭ, практически полностью игнорируя остальное — победы в олимпиадах, спортивные достижения, социализацию «трудных» детей. Дошло до того, что абитуриентские баллы ЕГЭ стали критерием эффективности вузов, вообще не имеющих отношения к этим оценкам! И вот результат. Главной задачей большинства регионов стало подтягивание показателей ЕГЭ. Тем же весь последний учебный год озабочены одиннадцатиклассники, их родители и учителя. Образование заменяется зубрежкой ответов на возможные вопросы ЕГЭ.
Никто не спорит: ЕГЭ является важным показателем качества обучения. Но отнюдь не единственным! Пора разработать многопараметровую комплексную оценку качества образовательного процесса, которая, сохранив такие положительные качества ЕГЭ, как демократичность, возможность выпускникам из регионов попасть в престижные столичные вузы, покончит с его тотальным характером, давящим сегодня и на родителей, и на детей, и на педагогов.
Хочу подчеркнуть: после долгих лет эксперимента я не считаю правильным ни отменять ЕГЭ, ни делать его добровольным, т.к. это разрушит всю систему поступления в вузы. Однако ЕГЭ, бесспорно, нуждается в совершенствовании.
— Что, с вашей точки зрения, надо менять в первую очередь?
— Прежде всего надо найти для ЕГЭ правильное «место под солнцем» нашего образования. Как тестирование уровня знаний школьников — конечно, при условии совершенствования тестовых заданий и нормальной организации процесса сдачи экзаменов — он вовсе не плох. Просто эти замеры должны быть разумными и применяться там, где они нужны. А проводить их надо не только после 11-го, но и после 8-го класса, чтобы ребенок сориентировался, учиться ли ему дальше в школе или идти в профессиональное училище. Второе. При оценке работы регионов и школьных коллективов необходимо вводить и другие параметры. Например, в погоне за результатами ЕГЭ мы практически перестали отслеживать важный показатель «всеобуча». Скольких ребят мы потеряли только из-за того, что они никому не интересны! Другим критерием оценки должен стать социальный фактор работы школы. Надо поощрять педагогов, работающих с ребятами из трудных и малообеспеченных семей, из школ, где учится много детей мигрантов. Или очень сложный социальный контингент. И если эти школы достигают успехов — пусть не таких высоких, как элитные гимназии, — они, бесспорно, заслуживают и господдержки, и грантов, и уважения. Учитель, который «вытащил» трудных ребят, дал им возможность нормально закончить школу и почувствовать себя личностями, не менее достоин хорошей зарплаты, чем тот, у которого высокие показатели ЕГЭ.
— В США их ЕГЭ можно пересдавать. Может, использовать этот опыт у нас?
— Это было бы хорошо и с точки зрения дополнительной возможности для учащихся, и для усиления демократичности процесса. ЕГЭ, конечно, не должен быть ловушкой.
— В последнее время много говорят о проблемах детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей. Что сделано законодателями для защиты их прав?
— В конце весенней сессии Госдумой принят закон «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации по вопросам устройства детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей». Он упрощает процедуру усыновления, взятия ребенка под опеку, в приемную семью и стимулирует усыновления отдельных категорий детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей. Так, в случае усыновления ребенка-инвалида, детей старше семи лет, а также братьев и сестер предусматривается выплата дополнительного единовременного пособия в размере 100 тыс. рублей на каждого такого ребенка. Знаю, что в обществе высказывались опасения, не будет ли эта сумма провоцировать иждивенческие настроения у усыновителей или использоваться недобросовестными людьми в своих интересах. Но я убеждена: это правильное решение. Эти средства предназначены для того, чтобы обеспечить стартовые условия проживания ребенка в семье. Да и моральная сторона для самого ребенка и для членов семьи имеет значение. Такое «приданое» снимет повод беспокоиться, что приемный ребенок станет обузой и будут ущемлены интересы других членов семьи.
— Не могу не спросить об усыновлении российских сирот за рубеж. Соглашение с США отменено, но есть Европа, стремительно легализующая однополые браки…
— Отмена соглашения с США — это правомерная реакция нашей страны на вопиющие случаи обращения с нашими детьми. Но мы должны работать в направлении серьезного укрепления правовой базы для наблюдения за жизнью детей, находящихся в приемных семьях за рубежом. В одних Соединенных Штатах живет около 60 тыс. наших ребятишек. Мы не можем их бросить! Мы должны знать, что с ними там происходит! Что касается Европы, то соглашения об усыновлении у нас есть с Францией и Италией. Готовятся и новые: с Испанией, Израилем, Великобританией. Очень важно при их подписании учесть недочеты, допущенные ранее. Недавно мы приняли поправки к законодательству, запрещающие передавать детей на усыновление лицам, состоящим в однополых браках.
— Но именно на этот путь только что вступила Франция!
— Да, и по Франции надо будет принимать решение. Мы должны исходить из тех законов, которые существуют в нашей стране. А в целом мы взяли курс на создание максимальных условий для того, чтобы дети оставались у нас, в России.
— Беда в том, что наши семьи не хотят брать больных детей…
— И детей старше 7 лет тоже! Поэтому мы и приняли закон, о котором я говорила. Знаете, в свое время в Москве мы ввели медицинский и образовательный сертификаты для детей, устроенных в семьи, дающие им право на бесплатную медицинскую помощь, лекарственное обеспечение и образовательные услуги во всех учреждениях города и страны. В случае невозможности оказания здесь необходимой помощи у детей была возможность выезда для лечения за границу. Моя мечта — распространить этот опыт на всю страну. Конечно, сделать это сложнее, чем в Москве, — надо выстраивать систему, выделять деньги. Но такие гарантии государства заработали бы на 100%! Взять хотя бы детей, больных диабетом. Помпы для введения лекарства им ставят бесплатно, по квоте. А вот расходный материал в течение года оплачивают семьи. А это, между прочим, порядка 80 тыс. рублей. Недавно я была у такой девочки-инвалида во Владимирской области, так вот у ее семьи таких денег нет. Хорошо, что и.о. губернатора Светлана Орлова решила эту проблему в «ручном режиме», причем не только для этой девочки, но и для всех детей-диабетиков области. Но сколько таких детей по стране! И кто возьмет такого ребенка, если этих затрат не скомпенсируют? Да что там взять чужого ребенка-инвалида — из-за отсутствия средств родители подчас вынуждены отдавать на казенку своих, и прежде всего матери, в одиночку поднимающие инвалидов.
Вывод очевиден: заниматься надо не только детьми, которых бросили, но сделать так, чтобы их не бросали. Нужна система мер, поддерживающих родителей, воспитывающих детей-инвалидов. Мы должны сделать все возможное, чтобы свести к минимуму возможность отказа родителей от таких детей.
Сегодня за содержание ребенка-инвалида дома государство платит гораздо меньше, чем за воспитанников спецучреждений. Так почему бы не сделать эту схему совмещенной: часть бюджетной «стоимости» инвалида дополнительно выплачивать маме, а часть — реабилитационному учреждению, где он будет обучаться и реабилитироваться, проводя остальное время дома. Правда, пока у нас все упирается в ведомственную разобщенность: образовательные учреждения, как правило, предоставляют только образовательные услуги, медучреждения — медицинские, а соцучреждения — социальные, хотя дом ребенка или детский дом, преобразованные в реабилитационный центр, могут совмещать все три функции: медицинскую, социальную и образовательную. Эту жесткую, неповоротливую систему надо ломать и делать удобной для людей!
В заключение хочу от всей души поздравить россиян с Днем знаний. Этот праздник у нас поистине всенародный, ведь в каждой семье кто-то учится, либо учит, либо учился раньше. Надеюсь, что год этот будет радостным, творческим и интересным.
Источник:
http://news.rambler.ru/20889682/
